В 2003 году исполнилось 50 лет со дня смерти Сергея Сергеевича Прокофьева. В некотором смысле композитору не повезло: полвека назад, чуть ли не день в день умер Сталин – миф, в тени которого исчезли многие биографии.

Его часто и, по правде сказать, совершенно напрасно сравнивают с Шостаковичем. Ему покровительствовал Берия. Последнее стало возможным видимо потому, что колеблясь с линией партии, Прокофьев никогда не воспевал внутренних партийных интриг и не участвовал в борьбе кланов, а потому и не опустился до вещей типа «Катерины Измайловой», от которой брезгливо отвернулся даже сам Отец Народов.

Человек западной ментальности и культуры, ироничный, он гораздо глубже многих своих не менее именитых современников понял реальную суть происходившего вокруг, а главное – «архетипическую» природу той среды, в которой жил и творил.

Блестящий мастер балетной музыки, Прокофьев имеет репутацию, однако, посредственного симфониста. Любопытно, что даже на сегодняшний «постмодернистский» вкус, это расхожее мнение западных критиков звучит, мягко говоря, неубедительно. Скажем так: музыка Прокофьева очевидно свежее и интереснее, например, расхваленного уныния Малера. А что до «правильности» симфонических пропорций, на то и скифы мы – с раскосыми и злобными очами!

Прокофьева легко можно принять за предтечу современной рок-музыки, которая, как музыкальный жанр, вышла из большого фанка – целиком и полностью построенного на знаменитых прокофьевских остинатах. О его работе в кино знают даже дети: живя композитор сейчас, он не просто бы получил почётное звание мастера саундтрека, но не меньше прославился как выдающийся политический пиарщик.

Никогда не прогибаясь перед властью, Прокофьев никогда и не оппонировал ей, понимая иррациональность последней, как особенность естественной среды обитания – «творческий контекст». Эта, и по сей день абсолютно верная стратегия, принесла ему обильный урожай в лице выдающихся интерпретаторов, буквально растворив их в скифской, языческой стихии его музыки, да так, что в их собственных исполнительских манерах появилось что-то неуловимо «прокофьевское». Это Рихтер – с фортепианными концертами и сонатами; это ранний, «гротескный» Рождественский – с шутами и шутихами на «мелодиевском» виниле; это Караян – с Пятой симфонией; это и Ярви – с остальными.

И уж подлинный любитель музыки не пройдёт мимо качественных «консервов» – прекрасных студийных записей музыки Прокофьева, в коих преуспели, кстати говоря, такие, например, яркие выходцы с Дальнего Востока, как: Сейжи Озава, Кун Ву Пак, Чо Ланг Лин, Кунг Ва Чанг, Кент Нагано и Мунг Ван Чанг.

Если выборку прокофьевской музыки сократить до необходимого минимума «неприкосновенного запаса», то включены в него будут, разумеется, его, в первую очередь, театральные опусы:

- «Золушка» с Михаилом Плетнёвым и Русским Национальным оркестром;
- «Ромео и Джульетта» с Лорином Маазелем и Кливлендским оркестром;
- «Скифская сюита» из дягилевского балета «Авл и Лоллий» с Эрнестом Ансерме и оркестром Романской Швейцарии;
- и, наконец, – мощные, брутальные, подчёркнуто «континентальные» записи Валерия Гергиева с его впечатляющей по размаху многочисленной «кировской» командой – опера по мотивам романа Валерия Брюсова «Огненный Ангел» и музыка к фильму «Иван Грозный» без позднейших (1962 года) квазипатриотических нарративных вставок Абрама Стасевича. В качестве бонуса: до сих пор не превзойдённая запись самой популярной – Пятой симфонии, сделанная в 1969 году Гербертом фон Караяном совместно с оркестром Берлинской филармонии.

…Прокофьев любил жизнь. А жизнь любит Прокофьева. Он сумел понять Россию умом и измерить её «общим аршином», то есть языком европейской симфонической музыки.
Сергей Жариков.